03.12.2017г.

«Минские соглашения мертвы», – сказал Аваков. Выступивший после него Геращенко заявил, что они и не рождались. Мол, все это был великий украинский обман.




Аваков – бандит, но Аваков – политик. Геращенко – шут при бандите, давно уже почувствовавший себя самостоятельным клоуном. Поэтому заявления Авакова экстраполированы в будущее. Неважно, любим мы его или нет, с его видением будущего нам придется считаться, поскольку у него есть определенный (исчезающе-малый в глобальном измерении, но существенный в масштабах Украины) ресурс, позволяющий какое-то время влиять на форматирование будущего.
Выступления Геращенко удовлетворяют потребность в поддерживающей пропаганде наиболее маргинальных в социальном плане и ограниченных умственно слоев майданной публики.

В целом, пушечное мясо майдана делится на три категории. Евроориентированные «интеллектуалы», вроде Евгении Бильченко. Эти давно поняли, что майдан был ложью с самого начала. Но, во-первых, их, таких умных, единицы. Во-вторых, кроме наивной девочки Жени, никто не хочет наживать проблемы в том вольере, полном диких обезьян, в который они превратили страну, поэтому прозревшие молчат. В-третьих, даже эти, самые умные, так и не поняли, что ложь майдана создавали они сами, ибо лживой изначально была сама идея украинской евроинтеграции.

Союз евроромантиков с нацистами, олигархами, бандитами и коррупционерами был обусловлен тем, что без поддержки нацистов, бандитов, олигархов и коррупционеров евроромантики были не в состоянии воплотить свою евромечту – в рамках нормальных демократических процедур общество этому успешно сопротивлялось. В свою очередь, евроромантики создавали бандитам и нацистам идеологическое прикрытие в виде декларируемого желания приобщить граждан Украины к либеральным ценностям и европейскому благополучию.

Вторая категория – обычная киевская провинциальная интеллигенция, в связи со сменой государственного статуса Украины внезапно почувствовавшая свою столичность и озадачившаяся тем, чего никогда не умела (ибо не для этого была предназначена). Люди, отобранные для того, чтобы транслировать и популяризировать созданные другими имперские смыслы, захотели сами быть творцами имперских смыслов, приспосабливая их для оставшегося в их руках осколка империи. Эти поняли, что майдан привел не туда, что они оказались в королевстве кривых зеркал. Но, в силу своей ограниченности, они не прослеживают истоки царствующей вокруг лжи к идеям майдана. Для этих майдан, как свидетельство их способности вершить судьбу страны, так же непогрешим, как для первой группы идея евроинтеграции, как стремление к светлому будущему всего человечества.

Наконец, есть третья группа. Это те, кого нанимали посидеть в палатках, побросать камни и коктейли Молотова, а затем и пострелять (как на майдане, так и в Донбассе). Они вообще не видят проблем. С их точки зрения события развиваются в нужном направлении, но слишком медленно, поскольку еще не все «сильно умные» (кто с ними не согласен, или кого они не понимают) убиты. Они ждут когда же наконец можно будет не стесняясь убивать всех, кто «в очках и шляпе» (не обязательно не согласен, просто не понравился), когда вернется вольность первых часов после февральского переворота 2014 года, когда они были властью всюду, куда успевали дотянуться.

Вот именно для этой третьей категории вешает Геращенко. Относящаяся ко второй категории майданная интеллигенция, уже осознавшая, что хорошо станет не скоро, все же в целом верит в грядущую победу над Россией и в возможность учреждения правильной власти. Но с течением времени эта категория размывается, частью (возвысившись до обобщения и осознания, что пропало все) эмигрируя (преимущественно на Запад, но кому не хватает места и в Россию едут), большей же частью по мере обнищания скатываясь в категорию воинствующего майданного маргиналитета, расширяя таким образом аудиторию Геращенко.

Так что, хоть внешне кажется, что Геращенко в данном случае частично оппонирует Авакову (ведь, если Минские соглашения мертвы, то они должны были когда-то быть живы, а если они изначально обман, то и умирать нечему) на деле это не так. Просто Аваков декларирует политические смыслы, а Геращенко переводит их на язык маргиналитета. Но означают они одно и то же: скоро можно будет убивать.

Причем, хоть речь и идет о Минских соглашениях, то есть, формально заявления Авакова и их интерпретация Геращенко несут угрозу Донбассу, в реальности данные заявления, вызваны внутриукраинскими проблемами и направлены именно на их решение.

Что такое Минские соглашения с точки зрения глобальной игры? Это признание сторонами сложившегося на украинской доске (одной из нескольких на которых ведется игра) позиционного тупика. Запад не мог дальше наступать в имевшейся группировке, поскольку возникла реальная угроза прямого военного столкновения с Россией. Крымская операция, хоть и прошла без применения оружия, имела отчетливый военный характер и показала, что Россия не отступит перед угрозой военного конфликта. В свою очередь Россия не могла перейти в контрнаступление, поскольку политико-экономические возможности воздействия на ситуацию были исчерпаны, а военный формат (при достаточно умеренном риске аналогичного ответа Запада, которым можно было пренебречь) гарантированно вел к перенапряжению экономических возможностей страны и проигрышу глобальной партии в обмен на кусок разоренной территории, со значительным процентом нелояльного населения.

В этих условиях стороны попытались вернуться на исходные рубежи (с некоторыми – Крым – поправками) и начать партию заново. Порошенко в Минске была дана возможность, опираясь на международно-правовой документ, фиксировавший соответствующие обязательства Украины, облагородить режим, избавившись от выпущенных на улицы вооруженных нацистов. Полное выполнение требований Минска возвращало бы украинскую власть к формату эпохи Ющенко-Януковича, с одной серьезной поправкой. Страна должна была быть переучреждена на федеративной основе. Таким образом, снимались проблема Крыма (который просто не вошел бы во вновь создаваемую федерацию), а также возможность очередного захвата всей Украины по майданному сценарию (за счет установления контроля над центральной властью). Перераспределение полномочий в пользу федеральных земель просто замкнуло бы украинский национализм в галицийском заповеднике. Даже Киев (как столица) потерял бы для националистов значение, поскольку больше не обеспечивал бы господство над Юго-Восточными территориями.

Если бы после этого у Запада еще оставалось желание побороться за влияние на Украине, партию можно было бы начать заново, в политическом, дипломатическом и финансово-экономическом форматах. Но, как мы помним, в Минских соглашениях (как и в Нормандском формате) от Запада участвовал только Европейский Союз. Главный геополитической игрок по ту сторону доски (США) предпочел оставить себе руки свободными.

До конца 2015 – начала 2016 года Вашингтон еще считал себя в силах победить на Украине и в Сирии. Или, как минимум, победить в Сирии, за счет сохранения украинского позиционного тупика. Поэтому Порошенко не получил достаточной западной поддержки для реализации Минска. Сохранение же в украинской политике доминирующего нацистского фактора не позволило ему (впрочем он и сам боялся сделать такую попытку) задействовать в свою пользу российский фактор.

В результате, к концу 2016 – началу 2017 года лидеры ЕС, убедившись в беспомощности Порошенко по части реализации Минских соглашений, потеряли к нему интерес, постепенно отдавая предпочтение формату прямых переговоров с Россией о поэтапном урегулировании накопившихся проблем. К этому же времени серьезно ослабли позиции США на Ближнем Востоке, а сирийская партия перешла в эндшпиль, в котором у России было столь явное преимущество, что в способности Москвы довести игру до окончательной победы больше никто не сомневался.

В изменившемся глобальном раскладе, практически сданная украинская пешка прибрела для Вашингтона некоторую ценность. Защитить ее он уже не мог, но сохранял надежду обменять на что-то существенное, на какую-то позиционную уступку Москвы, которая позволила бы выровнять ситуацию на более высоком уровне игры (в общей геополитической партии).

Сложившаяся на Украине ситуация американской стратегии благоприятствовала. После того, как Запад прекратил оказывать Порошенко поддержку, майданная оппозиция, в которую объединился практически весь украинский олигархат и радикальные националисты, развернула борьбу за досрочное смещение Петра Алексеевича. Уже ранней весной 2016 года Тимошенко требовала досрочных парламентских выборов, с победы на которых должен был начаться перехват ею власти. Постепенно к этому требованию присоединялись другие политические силы, а к средине 2017 года оно стало постепенно перерастать в требование отставки президента и досрочных президентских и парламентских выборов.

Окончательна победа оппозиции тормозилась только одним граничным условием – Запад отказывался признавать новый переворот, понимая, что внешняя легитимация новой власти будет практически невозможна, а пространство для маневра России на украинском поле существенно расширится. В свою очередь, Порошенко, зная, что силового варианта не будет, отказывался уходить добровольно, по-хорошему.

На Украине сложилось двоевластие (на деле, возможно, даже десятивластие, но мы рассматриваем только крупные группы – Порошенко и коллективная оппозиция – значимые с точки зрения глобальной игры), постепенно, но очень медленно смещавшееся в пользу оппозиции. Оппозиция могла либо захватить власть силовым путем (что прямо запрещал Запад), либо еще очень долго ждать того момента, когда ее перевес станет настолько очевиден, что согласие или отказ Порошенко уходить уже ничего не будет значить – его можно будет сместить легитимно, в рамках процедуры импичмента.

Критической точкой оказывались президентские выборы 2019 года. Было ясно, что власть никто добровольно отдавать не будет, как бы ни проголосовал народ. Необходим был силовой ресурс как для защиты итогов голосования (которые этот же силовой ресурс и обеспечил бы в ходе подсчета), так и для принуждения оппонента смириться с поражением. Открытое столкновение было опасно для обеих сторон. Поэтому кризис необходимо было разрешить до выборов.

Именно в этот момент США и проявили тактический интерес к Украине. Для того, чтобы сдать Москве Киев в обмен на серьезные уступки, необходимо было вызвать у России интерес в срочном урегулировании украинской ситуации. Но Москва могла спокойно ждать. После урегулирования в ее пользу сирийского кризиса, общая глобальная ситуация менялась настолько сильно, что доминирование России в регионе Восточной Европы и Балкан устанавливалось независимо от желания не только Вашингтона, Брюсселя и местных столиц, но даже независимо от желания Москвы. Это как восход Солнца, который не зависит от того прокукарекал петух или нет. Как это происходит мы видим сейчас на Ближнем Востоке, где Кремль не успевает отбиваться от просьб разместить базу на территории очередного государства, а очередь за С-400, скоро будет напоминать очередь за финскими сапогами в ГУМе во времена СССР.

Таким образом, Вашингтону требовалось активизировать вялотекущий украинский внутриполитический кризис, придать борьбе драматизм и ускорить наступление развязки. Россия должна была понять, что не успеет разобраться с Сирией, до взрыва на Украине. Более того, ускорение украинских событий приводило к тому, что местные проблемы могли наложиться на президентскую избирательную кампанию 2018 года в России. Понятно, что они не отменили бы победу Путина, но внесли бы в тематику избирательной кампании новую проблему. В свою очередь, актуализация проблемы в ходе выборов президента оказала бы существенное влияние на общественное сознание, а это ограничило бы возможность маневра российской власти на украинском направлении после выборов.

Именно ради ускорения процессов, придания им динамики, на Украине появился Саакашвили, который прибыл якобы защищать в суде свое право на гражданство, но тут же занялся свержением Порошенко. Ради этого же произошла расконсервация Коломойского в Женеве, у которого не только большая обида на Порошенко и желание отомстить за унижение марта 2015 года, но и неограниченные финансовые возможности для реализации своих планов.

Внешне в Киеве ничего не изменилось. Порошенко не может разогнать и пересажать оппозицию (США запрещают), но и оппозиция не может взять штурмом здание АП (США запрещают), только ускорилась динамика идущих процессов. Грубо говоря, все происходит быстрее, чем происходило бы, если бы события развивались сами по себе. Если в 2014-2015 году развитие внутриукраинского противостояния американцами искусственно примораживалось, то на данном этапе они сочли полезным его ускорить.

Они должны были понимать, что процессы в Киеве зашли уже достаточно далеко и повторная заморозка (да еще и в условиях, когда Франция и Германия от украинской проблемы самоустранились, а восточноевропейцы раздувают кризис, надеясь поживиться при распаде Украины) невозможна. Но, очевидно, в Вашингтоне считали, что их аргументы будут для России достаточно убедительны, а возможно просто не видели другого выхода из критической геополитической ситуации, в которую сами себя загнали.

Несколько встреч Суркова и Волкера, а также отказ Путина проводить встречу с Трампом без четко обозначенной повестки, показали, что Москву возможность очередного украинского переворота, который почти гарантировано перерастет в махновщину, не впечатлила. Скорее всего в Кремле считают, что США преувеличивают свои возможности влияния на ситуацию на Украине, поэтому, даже в случае достижения неких компромиссных договоренностей, не смогут выполнить свою часть. Более того, скатывание ситуации на Украине в махновщину очевидно последние три года, а неизбежным было сразу после переворота февраля 2014 года. Поэтому Кремль должен был учитывать ее в рамках среднесрочного планирования и выработать действия по минимизации ее негативных последствий, с учетом всех возможных вариантов развития событий.

Думаю, что Волкер не случайно недавно дал прочувствованное интервью о своих трудностях в ходе переговоров с Москвой, в котором туманно обозначил конец декабря, то ли как дату своей следующей встречи с Сурковым, то ли как дедлайн, после которого переговоры становятся бессмысленными.

Действительно, с января месяца избирательная кампания в России вступает в заключительный (активный) этап. Если пропустить этот момент, то после выборов киевский кризис будет для Кремля значительно менее актуален – у президента впереди будет шесть лет для решения любых проблем. Саакашвили заявил, что третьего декабря дает старт процедуре «народного импичмента» Порошенко и пообещал завершить процесс свержения «этого барыги» до Нового года.

В свете изложенного, заявление Авакова о «смерти Минска» очень хорошо укладываются в общую схему происходящего в Киеве. Минск – это Порошенко – «президент-миротворец», «человеческое лицо» кровавого режима, якобы пытающийся остановить войну (а ему не дают и не дают). Смерть Минска означает, что Порошенко больше не нужен. Возможности мирного «возвращения Донбасса» исчерпаны, политика Порошенко, направленная на «сговор с агрессором» потерпела крах. Теперь на авансцену должны выйти другие люди, которые изначально выступали за силовой вариант. Напомню, что «Народный фронт», а также лично Аваков, с Яценюком и Турчиновым составляли команду ястребов, требовавших войны даже не с Донбассом, а с Россией.

В свою очередь, заявление Геращенко о том, что Минск изначально был ложью, призванное мобилизовать нацистско-бандитский маргиналитет под знамена «спасителей нации» от «агента Кремля» Порошенко, приобретает еще и международное звучание. Поскольку его никто не опроверг, то Киев признался, что изначально обманывал не ДНР/ЛНР, не Москву, но Париж с Берлином, которые связывали с Минскими соглашениями стратегические планы.

Если у Порошенко и были какие-то надежды на внешнюю (неамериканскую) поддержку, то «смерть Минска», который «был ложью» должна эти надежды окончательно похоронить. А надежды у него были. Примчавшийся к Путину и договорившийся об обмене пленных Медведчук никогда не действует без согласования. Его поездка должна была быть санкционирована Порошенко. Косвенно это подтверждается ее результатом. Обмен пленными в формате всех на всех – один из пунктов Минска. И это единственный пункт, который могли начать выполнять обе стороны, не отойдя от ранее заявлявшихся позиций. Фактически Кремль предоствил Порошенко едва ли не последнюю возможность продемонстрировать, что Минск начал действовать.
Судя по господствующим в Киеве настроениям, у Порошенко почти нет шансов воспользоваться этим подарком. По крайней мере реальные переговоры пока не начались, списки на обмен украинская сторона не предоставляла, а время идет.

В свою очередь, недавнее выступление Еханурова, в котором он потребовал провести в Донбассе этническую чистку, изгнав в Россию (в Сибирь) всех несогласных с украинскими порядками, а остальных надолго лишив гражданских прав, является ярким свидетельством того, что в Киеве даже самые умеренные политики делают ставку на радикалов. Конечно, все это может быть и попыткой США усилить давление на Москву, с целью принудить ее к занятию на переговорах более компромиссной позиции. Но больше это все же похоже на старт подготовительного этапа к свержению Порошенко руками «возмущенного народа». Когда «вдруг» вспыхивает бунт, а политики говорят: «Мы ни при чем. Оно как-то само получилось».

В любом случае, каждый следующий шаг по радикализации украинского противостояния, уменьшает пространство доступных решений, сводя их к одному: «Хто кого з’їсть». Толкнув с горы камешек, легко вызвать лавину, но, если она понеслась, то остановить ее практически невозможно.

Есть ли у Порошенко шанс удержать власть? Пока ему хоть кто-то подчиняется, этот шанс будет всегда. Для предотвращения любого переворота всегда достаточно арестовать, интернировать или убить несколько десятков (максимум пару сотен) ключевых фигур. Охрану из них имеют хорошо, если два десятка. И то, ночью она сведена к минимуму и, по украинской традиции, не ожидает ничего плохого. Всего три-четыре сотни человек могут решить проблему контроля над Киевом, пара тысяч может обезглавить мятеж по всей Украине.

На это надо только решиться, понимая, что, во-первых, можно и проиграть (тогда убьют), а, во-вторых, что подавление текущего ползучего мятежа, станет прелюдией к следующему, организаторы которого будут далеки от сложившихся правил украинской политики и на мнение послов США и ЕС им будет наплевать. Это тот самый окормляемый Геращенко маргиналитет, которому никак не дадут зажить полноценной жизнью – полностью предаться своей страсти к грабежам и убийствам. Но этим человекообразным, уже не нужны будут ни Порошенко, ни Аваков, ни Тимошенко, ни Коломойский, ни Саакашвили, ни «интеллигенция майдана», со светлыми лицами, четырьмя иностранными языками и пятью высшими образованиями, ни «евроинтеграторы», ни даже сам Геращенко. Они все «хлопцы идейные», «значит будут грабить».

Ростислав Ищенко