Котлета по-киевски

09.12.2016г.

http://nasha.lv/userfiles/news/2016/...d5c35094e4.jpg


Больше двух лет назад (5 сентября 2014 года) был подписан Минский протокол. С этого момента ведёт свой отсчёт так называемый минский формат – действуют минские соглашения по урегулированию конфликта в Донбассе. Когда их подписывали, стороны могли иметь самые разные планы и испытывать самые разные иллюзии.

В частности, в Москве не исключали, что выполнение соглашений обеспечит настоящую конституционную реформу, предполагающую, среди прочего, федерализацию Украины. Запуск конституционного процесса и перемещение центра тяжести власти в регионы в идеале должны были привести к денацификации Украины за счёт внутреннего ресурса, к сохранению остатков украинской экономики. В результате процесс восстановления не только нормальной власти, но и нормальной жизни занял бы меньше времени и также проводился бы (по крайней мере частично) с опорой на собственную украинскую базу.

Франция и Германия надеялись стабилизировать киевский режим. На первый план должны были выйти системные партии и политики с «человеческим лицом». Боевики должны были частично вписаться в новый истеблишмент, а большей частью вернуться в тюрьмы и/или в политический андеграунд. Украина должна была превратиться в типичное восточноевропейское государство периода после «бархатной революции», люстрации и декоммунизации. Только не члена ЕС и НАТО, и значительно беднее даже Румынии.

В Киеве не скрывали своих надежд, что под давлением санкций Запада Москва либо капитулирует, отказав в поддержке Донбассу и уйдя из Крыма, либо рухнет под тяжестью экономических проблем. В России произойдёт цветная революция, она развалится на части, украинские «специалисты» поедут в Москву работать министрами, а Киев займётся подсчётом «трофеев», которые и обеспечат процветание ближайших нескольких поколений «героев майдана».

Прочтите материалы киевских аналитиков, публицистов за 2014 – начало 2015 года, посмотрите записи украинских (там они откровеннее) телепрограмм с участием местных политиков и экспертов. Они не просто надеялись на это. Они не скрывали своей уверенности, что именно так всё и произойдёт, и спорили только о сроках российской капитуляции и объёме причитающихся Украине «трофеев».

В завышенных ожиданиях сторон нет ничего удивительного. Всегда начинающий хоть войну, хоть шахматную партию полон радужных надежд, которые никогда не сбываются полностью. Поэтому важно следить за изменениями обстановки и вовремя корректировать свои амбиции и аппетиты. Неадекватным политик становится не тогда, когда перед началом конфликта рассчитывает на его благополучный исход, а когда советские танки находятся в ста метрах от рейхсканцелярии, верхушка Рейха ждёт применения фюрером обещанного «чудо-оружия», а сам фюрер надеется, что «большевистские орды» рассеются как дым под напором «храбрых солдат Венка», которых на самом деле не существует.

Россия адекватно оценила возможности Минска уже после эпического «наступления» украинской армии в январе 2015 года, закончившегося февральской битвой за Дебальцево и подписанным в ночь с 11 на 12 февраля Комплексом мер по выполнению Минских соглашений (который известен, как Минск-2). С этого момента минский процесс для Москвы – не столько возможность реформировать Украину руками украинцев и за счёт внутренних украинских ресурсов, сколько способ тянуть время, избегая худшего варианта (срыва украинского кризиса в состояние кровавой неуправляемой анархии) и надеясь выиграть на других фронтах и поменять геополитическую ситуацию раньше, чем придётся увязнуть в украинском урегулировании.

К концу 2015 – началу 2016 года бесперспективность надежд на конструктивизацию украинской позиции осознали Париж с Берлином. Стало ясно, что ни к французским выборам (весны 2017 года), ни к германским выборам (осени 2017 года) урегулирование украинского кризиса на основе минских соглашений не удастся продать избирателю, как победу Олланда или Меркель. С этого времени Европа также начала играть на затяжку времени, пытаясь параллельно, мелочно торгуясь, менять в пользу Киева трактовку смысла соглашений, с тем, чтобы если и не достигать продвижения в реальности, то хотя бы имитировать его. Заодно, на будущее (на всякий случай) улучшать свои тактические позиции.

На этом фоне позиция Украины страдала внутренним противоречием. С одной стороны, Порошенко и его дипломаты настойчиво пытались дезавуировать Минск-2. Использовался большой арсенал средств.

Во-первых, Киев настаивал на изменении очерёдности выполнения пунктов соглашения, требуя первым делом передать ему контроль над границей, после чего провести местные выборы под контролем ЦИК Украины.

Во-вторых, Украина периодически настаивала на введении в процесс переговоров новых участников – то США, то Польши, то обоих вместе. Понятно, что эти участники играли бы на стороне Киева. К тому же сам факт расширения формата мог служить аргументом для начала переговоров о новом соглашении, так как новые переговорщики не могли бы гарантировать выполнение договорённостей, заключавшихся без их участия.

В-третьих, Порошенко открыто требовал заменить второй Минск третьим, а когда эта идея была блокирована Москвой, попытался организовать пересмотр обязательств под видом принятия «дорожной карты» (почему последняя до сих пор и не разработана).

В-четвёртых, организация провокаций в Донбассе и российском Крыму имела очевидной целью вызвать эмоциональную реакцию если уж не Москвы, то ДНР/ЛНР, после чего срыв минских соглашений можно было бы списать на неконструктивность России и «пророссийских террористов-сепаратистов».

С другой стороны, Киев никогда не переходил грань, за которой продолжение переговоров в Минске оказалось бы окончательно невозможным. Даже возникшая после диверсии в Крыму, повлекшей гибель российских военнослужащих, опасность дезавуирования Россией нормандского формата вызвала истеричную реакцию Киева. Порошенко начал требовать от своих европейских и американских друзей любой ценой вернуть Путина за стол переговоров.

Отметим, что Киев явно мог не опасаться, что официальный отказ от минских пунктов приведёт к немедленному началу военных действий. Армии ДНР/ЛНР имели достаточно сил для устойчивой обороны, но не для наступления. Кроме того, раз уж Украина так хотела нового соглашения, можно было, официально отказавшись от выполнения Минска-2 немедленно предложить детально проработанный проект Минска-3. В этом случае Киев получил бы значительно лучшую переговорную позицию, практически ничем не рискуя.

Во-первых, отказ от Минска-2 Украина могла бы мотивировать тем, что первый Минск также не был выполнен, что не помешало детализировать процесс в рамках второго Минска.

Во-вторых, несогласие России и даже ЕС разговаривать об изменённой форме не отменило бы самих переговоров, просто изменило бы их характер. Вместо того, чтобы обсуждать различия в трактовках минских пунктов вчетвером (Россия, Франция, Германия и Украина), Париж и Берлин пытались бы вернуть Киев к пунктам второго Минска, одновременно выступая в роли посредников в отношениях с Москвой, добиваясь от последней хоть каких-то уступок (для достижения компромисса). Одновременно в процесс, под предлогом несостоятельности минского и нормандского форматов, могли бы попытаться ворваться Варшава и Вашингтон (или кто-то из них).

В-третьих, факт денонсации Минска Киев мог бы использовать для внутренней пропаганды. Поскольку соглашения были крайне непопулярны среди ориентированного на «идеалы майдана» электората, выход из него воспринимался бы как победа.

Почему же Порошенко занял позицию: «Из минских соглашений не выходить, минские соглашения не выполнять, переговоры затягивать»? Ведь не полагал же он, что Россия (или республики) двинут войска на Киев. В конце концов, Украина организовала достаточно провокаций, чтобы, при желании, это давно уже можно было сделать, причём в строгом соответствии с международными нормами.

Напомню, что оппозиция Минску в майданной политической среде изначально была очень сильной. Практически не было политика, политической силы или значимой общественной группы (кроме самого Порошенко и работающих на него экспертов), которые не называли бы минские соглашения похабными, унизительными для Украины и не требовали бы «войны до победного конца».

Позиция киевских ястребов была достаточно обоснована. Они резонно считали, что без открытого участия России в военном конфликте у ДНР/ЛНР просто не хватит сил для установления контроля над всей территорией Украины. Следовательно, любые поражения украинской армии на фронте вели бы только к незначительным территориальным потерям. Даже первая задача ДНР/ЛНР – выход к границам областей – не обязательно могла быть выполнена в один этап (скорее в два). При этом ястребы были уверены, что на прямое военное вторжение на Украину Россия не пойдёт, поскольку слишком занята в других местах (например, в Сирии), да и долговременные политические издержки от такого решения были бы слишком велики, а дивиденды проблематичны. То есть, ястребы уверены, что они смогли бы контролировать интенсивность военного конфликта, продолжая удерживать линию фронта вдали от Киева, на восточной Украине.

Поражения подрывали бы авторитет Порошенко, как главы государства и верховного главнокомандующего. Заодно фактический выход из минских соглашений снизил бы ценность Петра Алексеевича для партнёров по минскому и нормандскому форматам. Он представляет интерес лишь до тех пор, пока способен удерживать ситуацию на Украине относительно стабильной, что не позволяет гражданской войне выйти за пределы контролируемого кризиса в Донбассе и тормозит сползание украинского государства в состояние анархии и распада. Если же Порошенко оказывается не в состоянии сохранить переговорный формат и кризис вновь переходит в горячую фазу, то зачем с ним разговаривать?

Каждое поражение разлагает армию. В то же время нацистские боевики (как интегрированные в официальные силовые структуры, так и оставшиеся «дикими») лишь сильнее стремятся к реваншу. Растёт их уверенность в том, что все беды от «предательства» в верхах и, если заменить верховного главнокомандующего, начальника генштаба и десяток генералов на «правильных» людей, то ситуация на фронте сразу же изменится в лучшую сторону.

Поскольку же Порошенко, как президент, опирается на официальные силовые структуры, а боевики (в том числе и входящие формально в состав армии и МВД) – вооружённая опора его оппонентов, каждое военное поражение ослабляет силовые возможности президента, улучшая внутриполитические позиции ястребов.

Наконец, долгое время во внутриполитическим противостоянии ястребам Порошенко опирался на неформальный союз с Оппозиционным блоком. Большая часть доступной финансово-экономической базы представителей этой политической силы сосредоточена как раз в восточных областях (преимущественно на оставшихся под контролем Киева территориях Донецкой и Луганской областей). Сдача этих территорий в результате очередного военного поражения ослабляла бы финансовые возможности внутриполитических партнёров Порошенко. Более того, необходимость вернуть утраченные активы толкала бы восточноукраинских олигархов и подконтрольные им политические силы на антипорошенковский (это же он не смог удержать территории) союз с ястребами.

Таким образом, ястребы исходили из того, что активизация боевых действий в Донбассе, приведя к потере части территорий (но не к полномасштабной военной катастрофе), резко подорвёт международные и внутриполитические позиции Порошенко, его финансовые и силовые возможности, а также уничтожит его авторитет среди умеренных украинских политических сил. Фактически они рассчитывали заплатить разрушенными войной территориями с нелояльным Киеву населением за возможность сместить Порошенко.

Активизация конфликта и внутриполитический кризис должны были бы вновь привлечь к Украине внимание потерявшего к ней интерес Запада и обеспечить новому режиму хотя бы на первых порах политическое признание, финансовую помощь и дипломатическую поддержку ЕС, напуганного перспективой срыва ситуации на Украине в бесконтрольную фазу войны всех против всех.

Поэтому пойти на начало активных боевых действий Порошенко не мог. Это быстро вело его к утрате власти. Но он не мог и начать выполнение минских соглашений. Как уже было сказано, в майданной политической среде (а именно она определяет политическую ситуацию на Украине) к этим соглашениям относились как к сдаче национальных интересов и готовы были их терпеть лишь до тех пор, пока они не выполняются. Начало реального выполнения Минска-2 с высокой долей вероятности вело к немедленному смещению Порошенко, как «агента Путина».

Поэтому позиция «ни мира, ни войны» была и остаётся единственно возможным для него вариантом. Постепенное же усиление провокаций объясняется необходимостью давать выход энергии нацистских боевиков. Задача Порошенко заключается лишь в том, чтобы они не переходили ту грань, за которой Россия не сможет не ответить. Поэтому он и испугался реакции Путина на вооружённую провокацию в Крыму. Поэтому он моментально отыграл назад, когда Минобороны РФ пригрозило наносить удары по украинским пусковым установкам, если ракеты во время недавних учений украинской ПВО залетят туда, куда им залетать не положено.

Порошенко понимает, что любой удар России по территории Украины будет использован ястребами для того, чтобы запустить необратимый процесс начала военных действий, с предсказуемым быстрым финалом порошенковского президентства. Поэтому все украинские провокации проходят по схеме, в которой Порошенко подходит к краю и не делает последний шаг, а ястребы всеми силами толкают его вперёд, чтобы он всё же не удержался и последний шаг сделал.

Порошенко слабеет, постепенно теряя контроль над страной. Остатки административной и силовой вертикали уже не могут обеспечивать адекватное прохождение управленческих импульсов и сигналов обратной связи. С каждым разом ему становится всё труднее удержаться на краю, а ястребы всё серьёзнее перехватывают контроль над организацией, ходом и исходом провокаций. Судя по недавнему заявлению начальника генштаба, пообещавшего, что украинская армия сможет отбиться от России за полторы недели, потеряв 10-12 тысяч человек, Пётр Алексеевич уже не может положиться даже на недавно абсолютно верных, им же назначенных генералов. Фактически данное заявление описывает формат войны, которую собираются организовать ястребы ради свержения Порошенко. Как уже было сказано, они рассчитывают на несколько дней боевых действий, терпимые, хоть и значительные (размером с Крым или два Крыма) территориальные потери и до полутора десятков тысяч погибших военнослужащих.

Перехват инициативы и успешная зачистка оппонентов под соусом введения военного положения, как решение порошенковских проблем (реальная ещё весной – в начале лета 2016 года) становится всё менее вероятной. Силовые структуры ему просто не подчинятся, а отдельные генералы и офицеры, которые попробуют выполнить приказ, столкнутся с организованным сопротивлением, на подавление которого просто не будет сил. Это снижает опасность сценария, по которому Порошенко попытался бы перехватить у своих оппонентов инициативу начала открытых боевых действий в Донбассе, чтобы использовать тезис о «внешней агрессии» в своих интересах. Фактически следование избранному пути саботирования выполнения минских соглашений, без их официальной денонсации – единственная доступная ему разумная модель поведения. Впрочем, на что он может решиться в панике под угрозой вооружённого переворота, предугадать сложно.

«Умеренные» оппоненты Порошенко (Тимошенко, представители Оппозиционного блока и прочих осколков бывшей Партии регионов), в случае, если им каким-то чудом удастся прорваться к власти в ходе свержения Порошенко, должны были бы попытаться выполнить Минск-2.

Они опираются на антивоенный электорат, первые месяцы после прихода к власти любой политик пользуется иммунитетом от критики. Им необходимо не повторить ошибку Порошенко, а для этого надо ликвидировать нацистские банды. Разоружить и рассадить по тюрьмам нацистов можно, только опираясь на армию. Но, чтобы использовать фронтовые части во внутриполитической борьбе, фронт должен быть ликвидирован. Более того, даже начало выполнения Минска-2, если оно повлечёт за собой волнения боевиков, позволяет «умеренным» сменщикам Порошенко обратиться за военной помощью к Донбассу. В конце концов, все они (кроме Тимошенко) позиционируют себя как антифашисты, все выступали против карательной операции в Донбассе, их конфликт с боевиками из-за выполнения минских соглашений позволил бы им поставить перед Донбассом вопрос: «Либо Вы поможете нам войсками и мы вместе уничтожим боевиков, либо они перебьют нас и опять займутся Вами».

Впрочем, вероятность прихода к власти «умеренных» исчезающе мала. У них просто нет необходимой для этого вооружённой поддержки. Вопрос о власти на Украине сегодня решают не результаты выборов, не политические лозунги и не уличные манифестации. Этот вопрос решается «человеком с ружьём». У кого больше ружей, у того и власть.

Так что на центральную власть в Киеве есть всего два реальных претендента: ястреб Аваков и ястреб Турчинов. И тот, и другой, в качестве «человеческого лица режима» могут взять в президенты Яценюка, сами формально оставаясь на своих сегодняшних должностях, позволяющих им контролировать силовой ресурс. Яценюк вновь заручился поддержкой своих лоббистов в американском истеблишменте. Это не значит, что его поддерживает уходящий Обама или приходящий Трамп. Лоббисты Яценюка находятся в рядах либеральных глобалистов, не смирившихся с поражением Клинтон и пытающихся навязать следующей администрации ту же внешнеполитическую повестку, что была в своё время навязана Обаме. Однако у других украинских политиков нет и такой поддержки за рубежом, нигде нет – ни в США, ни в Европе, ни в России.

С точки зрения устойчивости режима, Авакову и Турчинову имело бы смысл не конфликтовать, разделив сферы влияния и имея в качестве гарантии контроль над своей частью силового ресурса каждый. Однако уже при Януковиче пригодного для разграбления внутреннего украинского ресурса судорожно не хватало на всех, что привело к ускоренной концентрации привлекательного бизнеса в руках президентской семьи. При Порошенко этот процесс ускорился, а ресурс дополнительно истощился. После Порошенко ресурса будет ещё меньше, а банды вооружённых сторонников содержать надо. Кроме того, если Аваков является просто бандитом и готов договариваться с кем угодно (в том числе и в рамках Минска), лишь бы сохранить жизнь и собственность, то Турчинов – идейный нацист и принципиальный русофоб. То есть между ними присутствует идеологическое противостояние, толкающее их на выбор разных политических решений.

В связи с этим наиболее вероятен вариант, при котором свержение Порошенко вызовет силовое противостояние между Турчиновым и Аваковым, по вопросу о том, кто из них будет неформальным лидером. Это противостояние может проходить как при формальном президентстве того же Яценюка, так и за счёт выдвижения каждым своего кандидата в президенты. В таком случае интересно, с кем сыграет Яценюк и кого выберет марионеткой тот носитель силового ресурса, которому Яценюк не достанется. В конечном итоге именно от этого будет зависеть, попытаются ли приходящие к власти после Порошенко радикалы разыграть минскую карту или сразу же дезавуируют соглашения.

Дополнительным фактором хаотизации украинского политического пространства являются региональные элиты. Как минимум, вернувшийся в Днепропетровск Коломойский, контролирующие Харьков Кернес и Добкин, а также Балога (или кто-нибудь из его местных конкурентов) в Закарпатье способны потребовать формализации своего автономного статуса. Одесская элита как всегда носится с идеей порто-франко и как всегда слишком раздроблена, слишком активно предаёт друг друга и слишком провинциальна, чтобы у неё что-то путное получилось. Максимум, на что она может рассчитывать – выбор, под чьей властью находиться: Киева или Днепропетровска. У остатков донецкого клана выбор аналогичный.

Если федерализация не устраивала (по финансово-экономическим причинам) Порошенко, ещё меньше она будет устраивать нацистских радикалов. Региональные элиты имеют некоторые возможности силовой защиты своих интересов в базовых регионах, но эти возможности не бесконечны и Киев теоретически в силах передушить их по одиночке. Чтобы эффективно противостоять Киеву, им нужна объединяющая идея, дающая одновременно выход на международной политическое пространство, что позволяет легитимировать свои требования.

С этой точки зрения, для региональных элит Минск-2 становится одним из самых доступных способов решения своих проблем. Во-первых, он и так требует от Украины проведения конституционной реформы, имеющей конечной целью федерализацию (которую на действующем киевском политическом жаргоне именуют децентрализацией). Во-вторых, местные элиты могут попытаться (в связи с изменившимися обстоятельствами) распространить действие минских соглашений и на свои регионы. Это автоматически сделает их равными Киеву, где новая власть будет в любом случае иметь проблемы с международным признанием.

Таким образом, в большинстве вариантов развития событий, при минимально адекватном поведении киевской элиты, Минск-2 сохраняет актуальность как база урегулирования украинского конфликта (как бы широко он ни распространился). Более того, внешние игроки (это касается всех, не только России), инициировавшие Минск-2, объективно заинтересованы не в том, чтобы под амбиции новых украинских лидеров вырабатывать новый формат, а в том, чтобы обусловить возможность любого сотрудничества признанием конкретным (киевским или региональным лидером) минского формата.

Поэтому можно предположить, что даже весьма вероятное свержение Порошенко не приведёт к моментальному свёртыванию минского формата. Он станет неактуальным лишь в одном из возможных вариантов развёртывания украинского кризиса – если реальная власть окажется в руках убеждённых нацистов и русофобов (а не их бандитских копий, для которых нацизм и русофобия – лишь обоснование права на грабёж). В таком случае масштабы гражданского конфликта разрастутся настолько, его разрушительные последствия будут столь велики, а опасность для Европы столь несомненна, что минские договорённости просто перестанут отвечать масштабу событий, а участие (даже формальное) номинальных украинских властей в решении судьбы украинских территорий станет невозможным.

Ростислав Ищенко