Интервью президента Башара Аль-Асада ливанскому телеканалу “Аль-Меядин”

Полный текст интервью в русском переводе агентства САНА.

Вопрос: Господин президент, мы сейчас переживаем серьезнейший кризис на уровне Сирии и арабского мира. Позвольте вернуться во времена до кризиса. Тогда в интервью газете "Wall Street Journal" Вы сказали, что происходящее в Тунисе не может повториться в Сирии. Ошиблись ли Вы в своих расчетах?
Ответ: То, что произошло в течение двух с половиной лет, точно подтверждает, что мой ответ был правильным. События в Сирии абсолютно отличаются от того, что происходило в Тунисе и Египте. В частности, это касается иностранного вмешательства, потока террористов извне, финансирования их с целью создания хаоса в Сирии.
Напомню, что накануне вспышки кризиса в Сирии во всех СМИ ежедневно были подстрекательства к демонстрациям. За их организацию были заплачены деньги. И тогда начали активизироваться наемники.

Вопрос: Но, господин президент, не считаете ли Вы, что какая-то часть сирийского народа стремится к переменам и реформам и не имеет никакого отношения к наемникам? И что эти требования справедливы и правомерны?
Президент: Верно. Я не раз в своих выступлениях говорил об этом. Но в самом начале кризиса вовсе не люди, выдвигающие правомерные требования, начали волнения. Некоторые думали, что идет движение к лучшему, что это – путь к демократии. Но те же самые люди затем поняли, что происходящее не имеет отношения к их требованиям. Поэтому они прекратили выступления, и на улице остались только наемники. Затем появились террористы.


Вопрос: Как развивались события, с Вашей точки зрения?
Президент: Кризис происходил в несколько этапов. Первый – когда не было ясно влияние подстрекателей извне. Второй – когда начались выплаты денег демонстрантам, а также появились вооруженные экстремисты, которые открывали огонь и по полиции, и по демонстрантам одновременно, чтобы создать конфронтацию между правоохранительными органами и манифестантами, и чтобы пролилась сирийская кровь. Таким образом, была цель распространить хаос. В некоторых местах боевики успели это сделать. Несмотря на это, демонстраций было явно недостаточно, чтобы разрушить сирийское государство. Через 6 месяцев волнений началось вооружение боевиков, и они в открытую начали появляться на улице. Третий этап начался в конце 2012 года. Тогда были нанесены сокрушительные удары по террористам так называемой "Свободной сирийской армии", и вмешалась "Аль-Каида" под различными названиями, такими как "Джебхат Ан-Нусра" и "Исламское государство Ирака и Леванта".

Вопрос: На Ваш взгляд, все это сопровождалось иностранным вмешательством? Или эти волнения вспыхнули изнутри, а за рубежом просто воспользовались ситуацией?
Ответ: Нет, все началось извне. Подстрекательство к конфликту не началось изнутри. Поэтому в начале кризиса никто не реагировал на выпады Запада против Сирии.

Вопрос: А оружие было с самого начала?
Президент: Оружие в Сирии находилось давно. После оккупации Ирака большое количество оружия контрабандой было ввезено в Сирию. Проблема заключается в том, что были созданы условия, способствующие применению оружия. С самого начала шло финансирование этих партий оружия, а также выплаты денег каждому участнику демонстраций. Демонстранты выходили на улицу на 30 минут, их снимали, и за это они получали немало денег.
Вооруженные люди появились под предлогом защиты демонстрантов, хотя на самом деле их цель была иная – они открывали огонь по сотрудникам правоохранительных органов, чтобы создать хаос и почву для кровопролития.

Вопрос: Господин президент, Вы хотите сказать, что в Сирии нет оппозиции? Мы знаем, что есть оппозиционно настроенная интеллигенция. Есть такая оппозиция, которая разделяет Ваши взгляды по отношению к Родине и защите ее суверенитета, а также к Израилю и арабо-израильскому конфликту.
Президент: Все, что я сказал, не отрицает наличия оппозиции. Происходящее в стране не говорит, что нет оппозиции. Ни одно государство не может сказать, что у него нет оппозиции, будь она многочисленной или нет. Закономерно, что существуют разнообразные, иногда противоположные, политические течения. Но термин "оппозиция" – это политическое понятие. Это – политическая структура, которая имеет народную базу и четкую политическую программу. Это – отнюдь не наемники из-за рубежа. Истинная оппозиция не выполняет указаний извне и, тем более, отвергает иностранное вмешательство. Она не носит оружия. Невозможно назвать оппозицией тех, кто берет в руки оружие. А настоящая оппозиция была в Сирии всегда.

Вопрос: Господин президент, Вы говорили об иностранном заговоре и вооружении террористов. Все это понятно. Но арабский наблюдатель спрашивает Вас: можно ли признать, что в Сирии есть кризис, и мы должны найти способ его разрешения?
Президент: Само собой разумеется. Когда существует внешнее вмешательство, оно опирается на какие-либо внутренние недостатки. Ведь если нет почвы для создания хаоса, то не будет никакого кризиса. Я всегда говорю о нашей ответственности как сирийцев за то, что происходит. Мы можем критиковать страны Запада, Залива, Турцию, но вообще-то и мы, сирийцы, несем ответственность за это. Родина – это наш дом. Когда вы открываете двери для воров, то не должны упрекать только их.
Конечно, нам необходимы реформы. У нас есть проблемы, у нас есть коррупция, у нас есть немало того, что нужно исправить. Но признать это – одно, а использовать как прикрытие для создания хаоса – совершенно другое.

Вопрос: Вы считаете, что Сирия, в основном, расплачивается за свои патриотические позиции?
Президент: Мы не отрицаем этого. Это – факт. Рядом с нами есть некоторые режимы, которые остались на уровне далекого прошлого, и никто на Западе не говорит о демократии в этих странах.

Вопрос: Можем ли мы говорить о том, что Ваша позиция мешала Западу, поэтому он так сильно вмешивался в дела Вашей страны?
Президент: Да, потому что Сирия находилась под давлением уже несколько десятилетий. Угрозы против Сирии – не случайны сейчас. Мы всегда находились под давлением, даже когда у нас были определенные отношения с Западом, это давление не прекратилось. Мы говорим о процессе в целом.

Вопрос: По сути дела, не только Запад, а и некоторые арабские и региональные государства, которые ранее были в дружественных отношениях с Сирией, теперь выступают против нее? Вы говорили о группировках типа "Джебхат Ан-Нусры" и "Исламского государства Ирака и Леванта", называя их экстремистскими. Но ведь в их рядах немало сирийцев. Парадокс состоит в том, что Вы всегда говорите, что у Вас – светское, гражданское общество. В каком же климате развивались экстремистские настроения среди сирийцев?
Президент: Правильно, мы говорим о светском обществе в Сирии и гордимся этим, но это не значит, что у нас нет очагов экстремизма. В Сирии есть определенные очаги экстремизма. Экстремизм и террор развивались после событий 11 сентября и войны в Афганистане и Ираке. Поэтому мы всегда были против этих войн и действовали, чтобы предотвратить их. Ведь мы заранее знали, что с этими войнами будет распространяться экстремизм, и даже западные руководители сейчас признают это.

Вопрос: Вы упомянули события 11 сентября и сказали, что боролись тогда против экстремизма. Имели ли Вы прямые отношения с США и европейскими странами по вопросу борьбы с терроризмом и экстремизмом? Другими словами, Вы непосредственно боролись против экстремизма?
Президент: В 1985 году после террористических действий "Братьев-мусульман" в Сирии, которые имели место в 70-80-х годах, мы как государство поднимали вопрос о сотрудничестве всех государств между собой против терроризма. Но тогда никто в мире не реагировал на термин "терроризм".

Вопрос: Тогда была война в Афганистане, и террор на Западе называли "джихадом".
Президент: Верно. Для некоторых террор был "джихадом". Рейган даже называл боевиков в Афганистане "борцами за свободу". Когда же мир начал говорить о терроре, мы моментально объявили о своем сотрудничестве против этого явления со всеми государствами, включая США. Хотя, откровенно говоря, мы не всегда соглашаемся с ними в вопросе о методах, но в принципе мы имели отношения с большинством государств мира в деле борьбы против террора.

Вопрос: В том числе, с США?
Президент: Да.

Вопрос: Господин президент, скажите, пожалуйста: представляют ли США поддержку, прямую или косвенную, террористам?
Президент: У нас нет прямых доказательств, что США поддержали "Аль-Каиду", однако на практике они поддерживают распространение хаоса. Тем более, что они обеспечивали политическое прикрытие хаоса и террора в Сирии. Ведь политика США, некоторых стран Европы, а также арабских и региональных режимов сыграла большую роль в появлении "Аль-Каиды" в Сирии.

Вопрос: Если Вы сотрудничали с США и некоторыми европейскими странами против террора, то как Вы оцениваете политику этих стран в отношении Сирии?
Президент: Это зависит от действий сменяющих друг друга администраций США. Они думают только о своих эгоистических интересах. Даже когда они говорят о сотрудничестве с кем-либо, они подразумевают свои собственные интересы, несовместимые с интересами других стран. Там, где заканчиваются их интересы, они забывают о каком-либо сотрудничестве. Понятно, что Сирия никогда целиком и полностью не соглашалась с политикой США. Но посмотрите, как они ведут себя по отношению к своим союзникам, таким как шах Ирана или Первез Мушарраф в Пакистане. Некоторые союзники США в арабском мире служили им на протяжении многих лет, но в определенный момент американцы отказались от них. Тот, кто думает, что США верны кому-либо, строит иллюзии. Для Вашингтона нет никаких принципов, для него есть только интересы.

Вопрос: После случившегося в Сирии Вы заинтересованы в восстановлении нормальных отношений с США на базе совместных интересов?
Президент. Безусловно. США – крупная держава, влияющая на процессы в мире. Но мы не будем строить отношений, которые служат только их интересам. Мы можем установить отношения, которые базируются на обоюдных интересах. А если они хотят строить выгодные только им отношения, то это для нас неприемлемо.

Вопрос: Господин президент, кто-то говорит, что Вы, Ваше государство, правительство и власть несут ответственность за рост террористических и такфиристских организаций, и что Вы ранее оказали содействие, чтобы экстремисты попали в Ирак.
Президент: Эти слова подразумевают, будто бы Сирия использовала терроризм как карту. Мы на это никогда не пойдем, и наша позиция ясна: мы всегда противостояли террору. Всем известно, что Сирия всегда была против террора. Но никто не может контролировать границы. Например, сегодня террористы проникают к нам через границу с Ираком, но Сирия не может обвинить в этом иракское правительство, поскольку мы знаем о сложностях контроля над границей. Нужно контролировать террор внутри страны, а не только в пограничной зоне. Когда есть хаос и в Сирии, и в Ираке, то никто не может контролировать границы.
Я подтверждаю, что мы никогда не были сторонниками террора – мы всегда боролись с ним. Террористы использовали Сирию как проход между Ливаном и Ираком. До начала кризиса в Сирии террористы шли из Ливана в Ирак и обратно. После войны в Ираке через Сирию проходили террористы, но когда начался кризис, "Аль-Каида" сделала Сирию своей целью, площадкой для так называемого "джихада".

Вопрос: Господин президент, Вы не оказывали содействия группировкам, которые стремились в Ирак, под видом, что они – силы сопротивления?
Президент: Мы не могли этого делать, так как это противоречит нашим интересам. Ведь если террор распространяется в Ираке, то это отражается и на Сирии. Распространение террора в Ливане также сказывается на Сирии, поскольку Ливан и Ирак – соседние с нами страны. Это было бы, как если бы человек стрелял в свою ногу. Это абсурдно.

Вопрос: Но все-таки Вы были солидарны с сопротивлением в Ираке и говорили об этом. Ведь сопротивление оккупации – это законное явление.
Президент: Террор полностью отличается от сопротивления. Террористы, о которых вы говорите, в частности, "Аль-Каида", не совершили ни одной операции против американцев. А истинное сопротивление боролось именно против США. Во-вторых, мы поддерживаем сопротивление в политическом плане. Между нами и сопротивлением в Ираке нет связей, они ничего не требовали от нас. Мы говорили и говорим, что сопротивление – это право любого народа, находящегося под оккупацией.

Вопрос: Как относились к Вам США во время оккупации Ирака?
Президент: США пытались убедить Сирию, чтобы она стала неотъемлемой частью войны против Ирака. Это было на арабском саммите в Шарм-эш-Шейхе в 2003 году, это также проявилось в ходе визитов американских руководителей в Сирию. По крайней мере, от нас требовали молчать. Но мы не молчали. Мы отвергали войну. Поэтому Сирия расплачивается за эту позицию.
Всем известно, что во время визита госсекретаря Колина Пауэлла спустя три недели после оккупации Ирака, когда все в регионе подчинились американской воле, он хвалился, что США одержали победу за несколько недель. Он начал намекать, что в Конгрессе готовится решение о давлении на Сирию.

Вопрос: С такой откровенностью он с Вами разговаривал?
Президент: Да. Он сказал, что вокруг Сирии нет ни одного друга, и для нас нет надежды, кроме США. Что это – последний визит. Он начал перечислять свои требования, такие, как изгнание из Дамаска палестинских отрядов сопротивления: ХАМАС, "Джихад Аль-Ислами" и "Народный фронт освобождения Палестины". Он говорил, что они должны выбрать любое место, кроме Сирии.
Я ответил, что обычно, когда кто-то хочет выгнать кого-нибудь, то должен вернуть его на родину. Разрешено ли палестинцам вернуться на родину?
Кроме того, он потребовал от нас передать США членов бывшего руководства Ирака, а также прекратить отношение с "Хизбаллой", остановить все виды поддержки ей. Я еще не говорил, что он требовал от нас запретить въезд в Сирию иракским ученым и преподавателям. Понятно, почему было совершено покушение на некоторых ученых Ирака. Конечно, мы приняли этих ученых и дали им возможность преподавать в наших государственных и частных университетах.

Вопрос: Господин президент, Вы говорили, что американцы, с одной стороны, обещали для Сирии определенные выгоды, с другой - пытались запугать. Кто говорил с Вами – американские или европейские политики?
Президент: В основном, это помощник тогдашнего госсекретаря Уильям Бернс. Он сказал, что США намерены начать мирный процесс в регионе. Мы ответили, что такие обещания слышали еще с 1991 года, но, к сожалению, США не сделали ничего серьезного для урегулирования ближневосточного конфликта, они отказались от всех своих обещаний, данных арабам. Для нас любое обещание США – это не более чем фикция. Мы не верим США, весь наш опыт отношений с ними заставляет нас проявлять недоверие.

Вопрос: Господин президент, в то время, когда Вы отвергли требования американцев, никто на мировой арене не противостоял воле США, и они оккупировали Афганистан и Ирак. В том числе, Россия и Китай также не противостояли США. Так на каком основании Вы смогли отвергнуть американские требования?
Президент: Если бы вы вернулись к политике Сирии в течение прошлых десятилетий, то увидели бы, что мы – не сторонники каких-либо авантюр. Это, во-первых. Во-вторых, политика Сирии отвечает интересам ее народа. Вот на чем базируется наша политика.
Что касается обстановки в арабском мире – к сожалению, она становится все хуже и хуже.
Следует отметить, что мы не упорствуем в отношениях с США, но отстаиваем интересы наших народов. Представьте себе, если бы мы встали с ними в один ряд в борьбе против Ирака. В то время мы видели катастрофические итоги этой войны против Ирака. Смотрите, какое там сейчас кровопролитие. Есть вероятность раскола страны. Все это негативно влияет на Сирию.

Вопрос: Извините, господин Президент, некоторые называют Вас "убийцей". Извините за это слово. В свое время президент Хафез Аль-Асад также сотрудничал с США во время оккупации Кувейта и проведения операции "Буря в пустыне".
Президент: Да, но он не поддерживал США. Он боролся за освобождение Кувейта, исходя из принципа неприятия того, чтобы одна арабская страна оккупировала другую. Это совершенно иной принцип.

Вопрос: Любой американец может спросить Вас – в каком вопросе, хотя бы одном, Вы были гибки и прагматичны?
Президент: Во-первых, в вопросе борьбы с террором. Мы сотрудничали с ЦРУ в этом вопросе, поскольку противостояние террору отвечает нашим совместным интересам.
В мирном урегулировании ближневосточного конфликта мы проявили сотрудничество с США в 90-х годах. САР – гибкая страна, но она привержена своим принципам и интересам своего народа.

Вопрос: Какова была позиция Франции по отношению к Сирии в начале оккупации Ирака, когда президентом был Жак Ширак? Какими были отношения между Сирией и Францией?
Президент: После оккупации Ирака Ширак считал, что его шанс - присоединиться к США. Он хотел использовать сирийскую карту, поэтому в ноябре 2003 года направил своего посланника, который говорил нам об опасности, нависшей над нами. Он говорил, что президент Буш очень сердит на Сирию и может что-нибудь сделать против нее, и поэтому мы должны предпринять меры для защиты страны. По его мнению, Сирия должна была признать Израиль и не говорить ни слова о мирном процессе. Конечно, мы отвергли это требование, так как позиция Сирии известна. Мы выступали против так называемой "дорожной карты", поскольку в ней не говорится о возвращении Сирии оккупированных Голан. Таким образом, визит посланника Ширака провалился. В ответ Франция усилила свое сотрудничество с США. В 2004 году Буш и Ширак договорились об усиление давления на Сирию, чтобы она ушла из Ливана. Предполагали, что когда Сирия выйдет из Ливана, сирийское государство падет.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, когда началась контрабанда оружия в Сирию, и когда оно было использовано в первый раз?
Президент: С самого начала кризиса. Хотя я уже говорил, что после оккупации Ирака началась контрабанда оружия в САР. А его применение началось в первые дни кризиса. В ходе демонстраций появились погибшие среди полицейских.

Вопрос: Кто-то сказал, что Вы говорили о применении оружия лишь после 6 месяцев кризиса.
Президент: Нет, не так. Я сказал, что открытая война началась спустя 6 месяцев, когда появлялись кадры с машинами, полными оружия. Это было после Рамадана 2011 года.

Вопрос: Господин президент, те, кто применил оружие с самого начала, сделали это самостоятельно или при сотрудничестве с зарубежными силами?
Президент: Естественно, при сотрудничестве с внешними силами. Даже некоторые лидеры "Братьев-мусульман" не раз рассказывали, как привезли оружие еще до кризиса, как они использовали его в ходе кризиса.

Вопрос: Какие зарубежные государства помогали проникновению оружия в Сирию?
Президент: Например, Катар открыто поддерживал бандформирования. С самого начала кризиса он взял на себя обязательства помощи террористам. Затем на этот путь встала Саудовская Аравия.

Вопрос: Что Вы можете сказать про роль Иордании?
Президент: На первых этапах Иордания была далека от этого, но еще до конца первого года кризиса начала вмешиваться.

Вопрос: Вы признали наличие оппозиции в Сирии. Считаете ли Вы, что эта оппозиция является партнером в построении будущего Сирии?
Президент: Вы имеете в виду внешнюю оппозицию?

Вопрос: Значит, Вы делаете различия между разными видами оппозиции?
Президент: Нет, но я различаю термины. Патриотическая оппозиция должна быть внутренней оппозицией, имеющей внутренние корни. А "внешняя оппозиция" – связана с зарубежными странами. Так мы понимаем. Это означает, что она сформирована извне. Это также значит, что она не имеет народной базы внутри страны. Поэтому ее нельзя назвать оппозицией.

Вопрос: А если мы говорим, что оппозиция находится за рубежом потому, что ее члены вынуждены были покинуть страну?
Президент: Почему тогда у нас есть внутренняя оппозиция, и мы ее не разгоняем?

Вопрос: Некоторые говорят, что внутренняя оппозиция связана с Вами.
Президент: Нет. Есть настоящая оппозиция, не имеющая отношений с властью, и она находится в Сирии. Большая часть внешней оппозиции – это "Братья-мусульмане". Общественное мнение в Сирии смотрит на них как на террористические группировки. Сейчас они стали в большей степени террористами.

Вопрос: Значит, Вы не изменили своего мнения в отношении "Братьев-мусульман"?
Президент: Наоборот, это они не изменяются. Это – террористическая и оппортунистическая группировка. Со времен моего прихода к власти они доказали свое лицемерие: они не опираются на религию, а используют ее для достижения выгод. Так же было в последнее время в Египте. Они сами не изменяются.

Вопрос: Мы поняли, что Вы готовы разговаривать со всеми оппозиционерами, за исключением такфиристских группировок, а теперь Вы включили сюда и "Братьев-мусульман"?
Президент: Нет, не так. Напомню, что после краха "Братьев-мусульман" в Сирии в начале 80-х мы провели диалог с ними как с партией, как с политическим течением. Некоторые из них решили отделиться от "Братьев-мусульман", они вернулись в Сирию. Они вышли из "Братьев-мусульман". Для нас нет проблемы, с кем мы будем вести диалог, при условии, что они сложат оружие, откажутся от террора и призывов к иностранной интервенции. С любой группой, желающей принять участие в строительстве будущего Родины, мы готовы вести диалог.

Вопрос: Даже с "Братьями-мусульманами"?
Президент: Здесь есть две стороны. Во-первых, наш опыт отношений с "Братьями-мусульманами" – это горький опыт отношений с террористами, начиная с 50-х годов. До сих пор они, по сути, не изменились. С другой стороны, в Конституции и законе о политических партиях не допускается формирование партий на этнической и религиозной основе, поскольку это идет вразрез с национальными интересами. Если мы согласимся на это, то это означает, что мы пойдем на раздробление сирийского общества.

Вопрос: А что касается группировок оппозиции вообще? Например, "Сирийской свободной армии" или тех, кто откололся от армии? Готовы ли Вы вести с ними диалог?
Президент: Я всегда хочу уточнить термины. Эти люди дезертировали из армии. Это – не бегство одного человека. Поэтому мы говорим, что эти люди являются дезертирами, по каким бы причинам они ни бежали из армии. Хотелось бы отметить, что немалая часть этих людей решила вернуться. Мы приветствовали это. Некоторые вернулись на свою работу, а некоторые – сражаются сейчас в рядах Сирийской армии. Среди них уже есть павшие.

Вопрос: Рядовые и офицеры вернулись, и Вы их приняли?
Президент: Да, вернулись. И воюют на стороне законной армии.

Вопрос: Сможете ли Вы объяснить отказ американской администрации от военного удара против Сирии? Возможно ли, что российская инициатива по химоружию сыграла в этом роль? Расскажите, что происходило, когда Валид Аль-Муаллем был в Москве, а Керри – в Лондоне. Пошли ли Вы на какие-либо уступки?
Президент: Мы не пошли ни на какие уступки. Этот вопрос был подготовлен и обсужден заранее. Если даже я как президент буду принимать решение об этом – как я мог принять это решение, если вся дипломатическая команда была в Москве? Разве я принял бы это решение сам за несколько минут? Это нелогично. Когда мы дали положительный ответ – все было подготовлено заранее, за неделю до этого. Может быть, Керри предполагал, что мы откажемся, и потому дал нам на ответ лишь неделю. Он не предполагал, что все это было подготовлено заранее.

Вопрос: США предполагали Ваш отказ?
Президент: Да. Сначала они предполагали отказ, а потом стали говорить, будто бы Сирия подчинилась американским угрозам. США желали похвалиться, что они одержали победу. Было бы неточным говорить, что отказ от химоружия остановил войну, так как США как агрессивное государство всегда найдет предлог для развязывания войны. Пример тому – события в Ираке.

Вопрос: Можете ли Вы сказать: когда были американские угрозы?
Президент: Это другая тема. Мы не говорим о военных деталях, поскольку наши планы должны храниться в тайне, однако мы готовились к возможной агрессии. Само собой, российская инициатива преследовала цель предотвратить любую военную интервенцию. Делалось все, чтобы перевести сирийский вопрос из военного русла в политическое. Но есть и другие моменты, на которые надо обратить внимание. Президент США остался в изоляции на саммите "Большой двадцатки". Мы сейчас стоим перед фактом нового баланса на международной арене. Российская инициатива еще более способствовала формированию этого баланса. В конце концов, это служит сирийским интересам.

Вопрос: Вы предполагаете, что конференция "Женева-2" будет созвана? Проинформировали ли Вас о дате ее созыва, предположительно, 23-24 ноября?
Президент: До сих пор официально дата не назначена. До сих пор нет факторов, способствующих созыву конференции. Другими словами, неясно, какие силы будут принимать в ней участие. Можно ли сказать, что эти силы представляют сирийский народ? Или они – представители тех стран, которые их создали? Имеют ли эти силы общественную поддержку в Сирии? Каким образом их можно назвать представителями народа, если они живут за рубежом и не смеют вернуться на родину? При этом они заявляют, будто бы контролируют 70% ее территории.


Вопрос: Однако за рубежом признают "Национальную коалицию".
Президент: Разрешение проблемы должно быть сирийским, а не иностранным.

Вопрос: Вы возражаете против присутствия некоторых сторон?
Президент: Мы говорим о разрешении кризиса. Неважно, признают ли сирийские решения за рубежом. Самое главное, чтобы они были признаны сирийским народом. Напомню, что первый пункт Женевского коммюнике гласит, что решение должно быть внутрисирийским и соответствовать чаяниям сирийцев. Проблема состоит в том, достигнет ли конференция успеха или нет? До сих пор нет факторов ее успеха.

Вопрос: При любых обстоятельствах Вы будете принимать участие в "Женеве-2"?
Президент: Нет проблемы в участии.

Вопрос: Считаете ли Вы, что "Женева-2" способна разрешить кризис политическим путем?
Президент: Если в Женеве будет решено прекратить финансирование террористов, тогда в Сирии проблема исчезнет. Когда будет остановлен процесс вооружения террористов и прекращена помощь им, в Сирии также не будет проблем. Сирийская проблема не будет так сложна, если прекратится иностранное вмешательство сил, которые подливают бензина в огонь.

Вопрос: Чего Вы ожидаете от Аль-Ибрагими? Чего требуете от него?
Президент: Мы требуем, чтобы он выполнял свою миссию. Посредник должен быть нейтральным. Это – его задача.

Вопрос: Как Вы считаете, ранее он был нейтральным?
Президент: Во время его первого и второго визитов был диалог, а во время третьего он пытался убедить меня не выдвигать кандидатуру на президентских выборах в 2014 году. Само собой, мой ответ был очень ясен. Я подтвердил, что это – сирийский вопрос, который не может обсуждаться с иностранцами.

Вопрос: Он попытался убедить Вас от себя лично или же это была инициатива из-за рубежа?
Президент: Этот вопрос должен быть задан самому Аль-Ибрагими.

Вопрос: А как Вы поняли из его слов?
Президент: Самое главное, что наш ответ был ясен. Неважно, это его личная инициатива или других сил, но ясно, что вносят такие предложения США, и это же предлагают другие враждебные страны. А Аль-Ибрагими сделал такое же предложение. Мы надеемся, что он теперь понимает, как нужно относиться к Сирии, и осознает рамки своей миссии.

Вопрос: Хотелось бы, чтобы Вы рассказали о роли ЛАГ. Сейчас Сирия не состоит в ЛАГ.
Президент: Это зависит от того, с каких позиций мы смотрим на ЛАГ. Отражает ли она интересы арабских народов или нет. К сожалению, не отражает. После Кэмп-Дэвидских соглашений ЛАГ превратилась в орудие для реализации политических планов Запада в регионе. В последнее десятилетие ЛАГ стала оправдывать войны против арабов. Пример тому – позиция ЛАГ накануне оккупации Ирака. Все саммиты Лиги и совещания на уровне министров иностранных дел арабских стран после оккупации Ирака оправдывали войну против Ирана, бойни Израиля в отношении палестинцев, было принято неприемлемое решение ЛАГ против Ливии. Сейчас ЛАГ покрывает войну против Сирии.

Вопрос: Вы хотите сказать, что ЛАГ смогла создать прикрытие для вероятной американской агрессии против Сирии?
Президент: Да, конечно. Если вы спрашиваете, зачем мы присутствовали на арабских саммитах, - то мы знали, что Лига не служит интересам арабских народов, но пытались свести ущерб от этого к минимуму.

Вопрос: Это означает, что Вы не думаете вернуться в ЛАГ, если бы Вас туда вновь позвали?
Президент: Это зависит от решения сирийского народа. Возможно, придется провести референдум по этому вопросу. Я не хочу ставить себя на место своего народа, чтобы ответить, вернемся мы или нет. По этому вопросу должно быть принято национальное решение.

Вопрос: Ранее Сирия вместе с Египтом и Саудовской Аравией представляли собой единую ось, влиятельную в регионе. Что случилось, почему произошли столь драматические события, которые привели к разъединению?
Президент: Вы говорите о трех государствах, включая Египет и Саудовскую Аравию. Они подчиняются американской политике.

Вопрос: Вы говорите, что эти трехсторонние отношения были по желанию США?
Президент: Каждый араб знает об этом. К сожалению, отношения между арабскими странами подчинены американской политике. Пример тому – когда к власти пришла администрация Буша, она потребовала от этих государств охладить отношения с Сирией. Конечно, есть разница между абсолютным подчинением американской политике и частичным. Поэтому после оккупации Ирака в 2003 году арабские страны получили приказ отдалиться от Сирии. Это проявилось в 2004 году в вопросе об убийстве Рафика Аль-Харири, что стало поводом к разрыву отношений с Сирией.

Вопрос: Господин президент, Вы говорите, что Саудовская Аравия – марионеточное государство, подчиненное Западу, в частности, администрации США?
Президент: Объективно никто не может назвать Саудовскую Аравию независимым государством.

Вопрос: Что Саудовская Аравия делает сейчас по отношению к Сирии?
Президент: Она открыто поддерживает бандформирования в Сирии, финансирует и вооружает их, оказывает им информационную и политическую помощь.

Вопрос: Можно ли говорить, что за этой поддержкой стоит глава саудовских спецслужб Бандар Бен Султан?
Президент: Это преувеличение. Бандар Бен Султан – лишь один человек из системы. А эта система подчиняется Западу, в частности, США.

Вопрос: Вы говорите, что режим Саудовской Аравии в целом воюет против Сирии?
Президент: Да.

Вопрос: Это означает, что отношения с Саудовской Аравией разорваны навсегда, несмотря на то, что это – центральное государство Арабского региона?
Президент: Центральное государство должно строить, а не разрушать. Центральное государство должно вносить свой вклад в стабильность, а не в террор, экстремизм. Оно не должно вмешиваться в дела других стран.

Вопрос: Возможно ли, что Саудовская Аравия изменит свой политический курс и положит конец вмешательству во внутренние дела Сирии?
Президент: Если мы сказали, что Саудовская Аравия – это часть системы, то она может измениться вместе со всей системой.

Вопрос: То есть, Вы имеете в виду, что решающее слово по отношению к Сирии – за американцами и их союзниками?
Президент: Точно. Если необходимо с кем-либо вести диалог, то нужно его вести с хозяином, а не с исполнителем.

Вопрос: Саудовские руководители заявляют, что якобы Вы подавляете свой народ, что Вы поддерживаете Иран, вмешиваетесь во внутренние дела Ливана, имеете отношения с партией "Хизбалла". Что Вы ответите на это?
Президент: Такое государство, как Саудовская Аравия, не имеет оснований, чтобы обвинять других. Подобные режимы – самые отсталые во всем мире. Их граждане не имеют вообще никаких прав. У них до сих пор фактически есть рабство. Они никогда не знали демократии. Они не знают, что такое выборы. Их граждане никогда не принимали участия в создании Конституции.
Что касается отношений с Ираном, то если Саудовская Аравия недовольна этим, то почему ее руководство пригласило в страну президента Ирана? Почему страны Залива сейчас пытаются восстановить отношения с Ираном? Это – не что иное, как лицемерие.

Вопрос: А что Вы скажете по поводу Ливана и "Хизбаллы"?
Президент: Разве Ливан – это вотчина Саудовской Аравии? Ливан – независимое государство. Разве когда-нибудь ливанский народ просил Саудовскую Аравию защищать его? В Ливане есть свой народ, который сам определяет свое будущее.

Вопрос: Раз мы говорим о Ливане – как Вы оцениваете его политику самоотстранения в течение двух прошедших лет?
Президент: По сути, Ливан не мог самоустраниться, так как через эту страну террористы проникали в Сирию, оттуда шло контрабандное оружие. Поэтому нельзя сказать, что Ливан смог отстранить себя от происходящего. Если же он действительно желает самоустраниться - то что он будет делать, когда огонь перекинется на его территорию? Мы уже видим, что сирийский кризис распространился и на Ливан.

Вопрос: Вмешивается ли в дела Сирии Ваш союзник – "Хизбалла"?
Президент: Партия "Хизбалла" защищает силы сопротивления, и это – ее долг. Агрессия против Сирии – это агрессия против государства, которое также защищает силы сопротивления. И это означает, что все стороны, поддерживающие сопротивление, должны оказывать друг другу помощь, поскольку поражение одной из сил сопротивления повлияет и на другие. Лишь в этих рамках можно говорить о роли "Хизбаллы" в Сирии.

Вопрос: Что Вы можете сказать о Мишеле Ауне, который ранее был противником Сирии, а сейчас стал ее союзником и даже другом?
Президент: Когда у Мишеля Ауна были разногласия с Сирией, это было его мнение, и никто не требовал от него занять такую позицию. Вовсе не США приказали ему ссориться с Сирией. Когда причины его разногласий с Сирией исчезли, он как честный человек стал нашим союзником. У него как у ливанского гражданина есть мнение, что огонь в Сирии распространится и на Ливан. Поэтому он как патриот Ливана не желает видеть хаоса и террора в Сирии.

Вопрос: Говорят, что президент Ливана Мишель Сулейман уже год ожидает телефонного разговора с Вами, особенно после дела Мишеля Смахи.
Президент: Мы также ожидаем от него хоть одного доказательства причастности Сирии к этому делу.

Вопрос: Хасан Насралла открыто сказал, что Сирия была причастна к победе сопротивления в 2006 году. Он пошел дальше и сказал, что Вы – его союзник, что Вы предоставили Ливану ракеты и другое оружие. Продолжаются ли Ваши отношения с "Хизбаллой" в противостоянии Израилю?
Ответ: В этом плане у нас нет секретов. Мы целиком и полностью поддерживаем силы сопротивления. Мы поддерживали их ранее, поддерживаем сейчас и будем поддерживать в будущем. Мы сделаем все возможное, чтобы помочь сопротивлению.

Вопрос: Хотелось бы поговорить о ситуации на Голанах. Возможно ли открыть там фронт?
Ответ: Обычно о сопротивлении никто не объявляет. Это – решение не правительства и не государства, это – решение народа. Появление сопротивления требует объективных условий. Вопрос также состоит в том, отказывается ли государство от своих оккупированных территорий. Мы можем о многом сказать в этом плане. Некоторые говорят, что, поддерживая сопротивление, Сирия одновременно закрывает фронт на Голанах. Но вопрос стоит не так. На Голанском фронте есть армия, и до сих пор не созрели объективные условия для развития там сопротивления. С другой стороны, государство не запрещало сопротивление. В других местах, таких как Ливан и Палестина, государство как таковое не играло роли в освобождении территорий. Израиль постоянно нападал на ливанцев и палестинцев, и никто не защищал их. Поэтому такая ситуация создала необходимость формирования там сил сопротивления.
На фоне последней израильской агрессии против Сирии, когда ее армия была занята борьбой с внутренним терроризмом, объективно возник гнев народа по отношению к Израилю. Поэтому у народа возникло желание сформировать свои силы сопротивления. Вопрос не состоит в том, согласится или не согласится на это государство. Вопрос в том, что когда возникнут условия для создания сил сопротивления, - они возникнут независимо от государства.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, почему ухудшились Ваши отношения с ХАМАС?
Президент: Этот вопрос должен быть адресован движению ХАМАС. Мы можем сказать о том, что касается Сирии. Когда начался кризис, то так называемый шейх Аль-Карадави сравнил миссию Сирийской армии по защите народа с блокадой Газы. Хотя мы больше всех платили за поддержку ХАМАС и сил сопротивления в целом.
Большинство сирийцев критиковало ХАМАС за то, что их руководство молчало, когда шейх "Братьев-мусульман" оскорблял Сирию. Ведь Сирия в течение многих лет защищала палестинский народ и отряды сопротивления, включая ХАМАС. Это – начало ухудшения отношений и отсутствия доверия между Сирией и ХАМАС.

Вопрос: В последнее время Халед Мишааль говорил о необходимости самокритики. А другие лидеры ХАМАС, такие как Муса Абу Марзук, говорили, что они непричастны к сирийскому кризису. Открывают ли такие слова возможность для восстановления связей между Сирией и ХАМАС?
Президент: Этого недостаточно. Почему такие заявления не были сделаны раньше? Некоторые связывают это со свержением президента Мурси в Египте. Тогда это – политический оппортунизм. Это напоминает слова "Братьев-мусульман", которые в 2009 году говорили о примирении с сирийским государством. Мы не доверяем таким заявлениям.

Вопрос: После изменений, произошедших в регионе, что мешает восстановлению отношений Сирии с некоторыми отрядами сопротивления, включая ХАМАС?
Президент: Я считаю, что любое сопротивление должно быть на своей территории. Раньше был определенный момент, когда ХАМАС прибыл в Сирию. Тогда они были изгнаны с палестинских территорий, а затем – из Иордании. Но когда они могут находиться на своей территории, то нет повода для них проживать в другом государстве.
В пример можно привести ливанское сопротивление. Никто никогда не пытался руководить сопротивлением из-за рубежа. Это нелогично.

Вопрос: Но касается ли этот принцип Ваших союзников, таких как "Джихад Аль-Ислами" и "Народный фронт освобождения Палестины", ведь они также находятся в Дамаске и могут вернуться в Палестину?
Президент: Любое сопротивление должно быть на своей территории, я уже сказал об этом. Когда есть определенные условия, не позволяющие ему быть на своей территории – это другой вопрос.
Что касается возвращения ХАМАС в Сирию – это зависит от сирийского народа. Согласится он или нет? Сирийцы открыли для членов ХАМАС двери своего дома, выполнили свой долг перед ними, оказали им гуманитарную помощь.

Вопрос: Скажите, пожалуйста, у Сирии проблемы в отношениях с военным крылом ХАМАС или с его политическими лидерами, некоторые из которых причастны к кризису в Сирии?
Президент: Мы поддержали ХАМАС, исходя из того, что он является силой сопротивления. Если он продолжит быть таким, то мы будем поддерживать его. Если же он решил превратиться в "Братьев-мусульман", то такие отношения нам не нужны.

Вопрос: Что произошло между Вами и Катаром? Вы же были друзьями на всех уровнях.
Президент: Здесь есть несколько аспектов, на которые нужно пролить свет. Самое важное, что события в Тунисе и Египте подтолкнули Катар к мысли, будто бы он в силах сформировать арабскую систему в соответствии со своими интересами. Катар является марионеткой американской политики в регионе. Он думал, что может оказать влияние на ситуацию в Сирии, как это было в Египте или Тунисе. Но здесь катарские руководители глубоко ошиблись.
Другими словами, Катар хотел заменить роль Саудовской Аравии. На трехсторонней встрече с бывшим эмиром Катара и Эрдоганом, которая состоялась в Дамаске в январе 2011 года, они в течение 5 часов пытались убедить Сирию разорвать отношения с ее союзниками в Ливане, чтобы бывший премьер-министр Ливана Саад Аль-Харири вернулся в Бейрут.

Вопрос: Разве эта встреча была специально созвана для обсуждения ливанского вопроса?
Президент: Это была неподготовленная встреча. Эмир Катара и Эрдоган настояли на том, чтобы посетить Сирию по отдельности. Затем они договорились, что встретятся в Дамаске, и таким образом встреча станет трехсторонней. Но когда мы сели за стол, то встреча превратилась в саммит.
Они требовали от нас поддержать возвращение Саада Аль-Харири в Бейрут, но мы ответили, что не будем вмешиваться в этот вопрос.

Вопрос: У Вас не было желания, чтобы Саад Аль-Харири вернулся в Бейрут?
Президент: Вопрос состоит в том, что некоторые союзники его отца Рафика Аль-Харири не желали, чтобы он вернулся в Бейрут. Катару и Турции не понравилось, что Сирия отвергла их просьбу.
Затем мы столкнулись на заседании ЛАГ по вопросу, касающемуся войны против Ливии. Сирия была единственной арабской страной, которая противостояла этой агрессии, так как считала, что это – враждебный акт со стороны Дохи. Тогда они решили полностью изменить свое отношение к Сирии.

Вопрос: Говорят, что катарская сторона пыталась посоветоваться с Вами в отношении происходящих в Сирии событий, а Вы не отреагировали на эту просьбу.
Президент: Катар не способен давать советы по вопросам демократии и реформ. Пусть они проводят реформы у себя. Пусть они проведут выборы. Катарские граждане не знают, что это такое.

Вопрос: Каким образом Катар оказывает помощь сирийской вооруженной "оппозиции"?
Президент: Финансирование. Это означает многое. За деньги можно купить любое оружие. У нас есть сведения, что они закупили у стран Восточной Европы крупные партии оружия. Несколько кораблей с оружием, предназначенным для сирийской "оппозиции", год назад были задержаны в Ливане.

Вопрос: Господин президент, сейчас в Катаре новый эмир, который не причастен к сирийскому кризису. Готовы ли Вы развивать отношения с новым Катаром во главе с новым эмиром?
Президент: Вопрос не так прост. Катар, как и Турция и Саудовская Аравия, является соучастником в пролитии сирийской крови. Это не разрешается только на высшем уровне, это зависит от настроений народа.
Если новый эмир хочет изменить политику Катара, то он должен приложить большие усилия, чтобы исправить негативные последствия ошибок прежнего руководства.

Вопрос: Что конкретно требуется от Катара?
Президент: Во-первых, прекратить вмешательство во внутренние дела Сирии, остановить поддержку террористов. Кроме того, мы до сих пор не знаем, до какой степени проявляется катарская роль в сирийском кризисе. Правда ли, что Саудовская Аравия заменила Катар в его роли в сирийском кризисе? Мы до сих пор не знаем, какие изменения произошли в позиции Катара.

Вопрос: Можем ли мы понять, в чем заключается секрет позиции Турции по отношению к Вам?
Президент: Эрдоган разделяет взгляды "Братьев-мусульман", он никогда этого не скрывал. Он не говорил, что состоит в этой организации, но всегда поддерживал ее. Он заботится о "Братьях-мусульманах" гораздо больше, чем о сирийско-турецких отношениях.

Вопрос: Если бы Вы согласились на сотрудничество с "Братьями-мусульманами", изменились бы сирийско-турецкие отношения?
Президент: Эрдоган прилагал все усилия, чтобы "Братья-мусульмане" пришли к власти в Сирии. Для него это был бы большой шанс: увидеть, как "Братья-мусульмане" правят от Марокко до Ирака. Поэтому для него их приход к власти в Сирии – важный вопрос, гораздо важнее, чем любые отношения.

Вопрос: Однако говорят, что Эрдоган – гибкий человек.
Президент: Говорить о человеке, что он гибкий – это ничего не сказать. Честный человек может быть гибким, и оппортунист также может быть гибким. Поэтому, когда мне говорят о каком-либо человеке, как о гибком, я спрашиваю: он искренен или нет?
Если Эрдоган гибкий, то это не означает, что искренен. Напротив, он использует религию для реализации своих политических амбиций.

Вопрос: В свое время была длительная встреча между Вами и министром иностранных дел Турции Ахметом Давутоглу, которая продолжалась несколько часов. О чем вы говорили?
Президент: Первые три часа – это была лекция Давутоглу о демократии в Турции, которая на самом деле в последнее время превратилась в самую большую тюрьму для журналистов. Он очень много говорил о том, как нужно обращаться с демонстрантами в Сирии. А мы видели, как они относились к демонстрантам на площади Таксим в Стамбуле, как они относились к курдам, убив за несколько лет тысячи из них.
Конечно, Давутоглу на встрече хотел осведомиться о ходе реформ в Сирии. По сути дела, он отстаивал интересы "Братьев-мусульман". Когда у нас была первая амнистия, мне позвонил Эрдоган и спросил, сколько "Братьев-мусульман" вышло из тюрьмы.

Вопрос: Вы обвиняете Турцию и Эрдогана в том, что они являются непосредственной частью войны против Сирии?
Президент: Не надо даже обвинять. Все доказательства подтверждают это. Турция открыла лагеря для террористов. Они открыли перед ними свои аэропорты, свои границы. Я говорю о фактах, а не обвиняю.

Вопрос: Я как наблюдатель слышу, что, упоминая о Саудовской Аравии, Катаре, Турции, ЛАГ, Вы говорите как победитель в стратегическом плане.
Президент: Тема победы очень субъективна. Каждый смотрит на победу со своей стороны. Некоторые говорят, что арабы одержали победу в 1973 году, а некоторые возражают, что они не смогли вернуть большую часть оккупированных территорий. Некоторые составили планы по расколу Сирии, а другие пытались разжечь гражданскую войну. Главная цель для них – это падение государства. Провал же подобных планов является победой. Но некоторые считают, что победа будет одержана только после выхода из кризиса.
Я как реалист могу сказать, что мы достигли прогресса. Один из аспектов этого – военные успехи в различных провинциях. Но важнее этого – то, что террористы потеряли большинство своих сил. А самое главное – что подавляющее большинство народа их не приемлет.
Конечно, мы можем говорить и о внешнем аспекте. Внешние условия уже изменяются. Пусть наши слушатели и зрители сами оценивают – одержали мы победу или нет.

Вопрос: Ранее Ваши отношения с Ираком были напряженными. Сейчас они позитивные. Как Вы оцениваете позицию Ирака и его премьера Нури Аль-Малики?
Президент: Позиция Ирака объективна, искренна, устойчива. Все политические партии и течения этой страны считают, что опасность, которой подвергается Сирия, может распространиться и на Ирак. Это требует от него встать на сторону сирийского народа.

Вопрос: Как Вы оцениваете перемены, происходящие в Египте? Поддерживаете ли Вы эти изменения потому, что в их ходе "Братья-мусульмане" и президент Мурси были отстранены от власти?
Президент: Поддерживаю, но не поэтому. Сирия имеет отношения со многими египетскими организациями.

Вопрос: С какими?
Президент: В основном, с правоохранительными органами.

Вопрос: А с армией?
Президент: Нет прямой связи, но правоохранительные органы иногда являются связующим звеном в наших отношениях с Вооруженными силами. Но мы знаем, что египетский и сирийский народы очень высоко оценивают исторические связи между двумя странами.
Охлаждение в наших отношениях началось после Кэмп-Дэвидских соглашений. Мы желаем, чтобы на новом этапе, после изменений в Египте, отношения между двумя странами укрепились.

Вопрос: Как Вы оцениваете сближение между Ираном и США?
Президент: Мы положительно оцениваем это сближение, поскольку это служит интересам региона. Но дай Бог, чтобы США не были лицемерными в этом вопросе.

Вопрос: Выдвинете ли Вы Вашу кандидатуру на президентских выборах? Есть ли вообще подходящий климат для проведения этих выборов в нынешних условиях?
Президент: Ответ на этот вопрос базируется на двух аспектах. Первый – это личное желание, второй – желание народа. Что касается первого аспекта, то я не считаю, что что-то мешает мне выдвинуть свою кандидатуру на выборах. О втором аспекте говорить еще рано. Мы обсудим это в тот момент, когда будет объявлена конкретная дата выборов.

Вопрос: Мы говорим о политических, культурных, социальных преобразованиях не только в Сирии, но и во всем регионе. Как Вы смотрите на происходящее в целом?
Президент: Мы сейчас переживаем переходный этап. Это – не случайное явление. То, что мы видим, ошибочно назвали "арабской весной". Конечно, мы не согласны с этим названием, ибо "весна" не может нести убийства.
Самое страшное в новых условиях – это раскол между арабами и мусульманами, раскол между различными национальностями, например, между арабами и курдами. Враги пытаются взорвать арабское общество изнутри без применения оружия массового уничтожения. Самое главное в этом вопросе – религиозный экстремизм. Это – самая большая опасность, с которой мы сталкиваемся.
Невозможно развивать демократию, когда такфиристские течения тянут нас назад. Для того чтобы заложить основы демократии, необходима идейная база. Арабизм – это не теория и не продукт той или иной партии, того или иного мыслителя. Арабизм – это принадлежность к данному региону. Арабский патриотизм базируется на двух основах – принадлежности к арабской нации и исламе.

"Аль-Меядин": Спасибо, господин президент.