США сменили тон в отношении сирийского конфликта
RT 11 февраля 2013
http://inotv.rt.com/s/img/_blank.gif http://inotv.rt.com/s/img/_blank.gif http://inotv.rt.com/s/img/_blank.gif http://inotv.rt.com/s/img/_blank.gif
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН, корреспондент RT: Сегодня мы беседуем с постоянным представителем Российской Федерации при ООН Виталием Чуркиным. Господин Чуркин, большое спасибо, что уделили нам время.
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН, Постоянный представитель РФ при ООН и в Совете Безопасности ООН: Спасибо за приглашение.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Мой первый вопрос про Иран. В конце февраля России предстоит принять участие в переговорах по ядерной программе Ирана совместно с пятью другими международными посредниками. Вице-президент США Джо Байден недавно заявил, что США готовы к прямым переговорам с Ираном. Рассматриваете ли Вы данный шаг как прорыв, как намерение США всерьез задействовать дипломатию?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Хотелось бы надеяться, что так оно и есть. Безусловно, мы возлагаем надежды на предстоящие переговоры шестерки международных посредников с Ираном в Астане в конце февраля. Мы всегда говорили о необходимости прямых переговоров между США и Ираном. К сожалению, по этому вопросу ситуация уже давно не меняется: на положительные призывы одной стороны поступают отрицательные реакции другой. На этот раз, насколько я понимаю, сильная отрицательная реакция поступила со стороны Тегерана, где руководство заявило о невозможности подобных переговоров.
Давно известно, что с Ираном крайне сложно вести переговоры, при этом, конечно же, и сам предмет переговоров является очень сложным, по каждому из пунктов ведутся затяжные дискуссии, и достичь прогресса в этом процессе – в высшей степени непростая задача. Тем не менее, мы считаем, что некоторый прогресс по ряду вопросов уже достигнут, и надеемся, что это послужит хорошим стартом для еще более продуктивных переговоров.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Если говорить в целом о прогрессе в отношениях между Россией и США по этому вопросу, нельзя не вспомнить, что представители администрации США не раз упоминали о том, что Россия (цитирую) «согласилась с необходимостью усиления давления на Иран». Есть ли какие-то конкретные пункты, по которым это согласие достигнуто?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Видите ли, хотелось бы начать с того, что наши американские коллеги используют несколько своеобразные формулировки. Очень часто они звучат так – вот как в цитате, которую вы привели – как если бы США изначально придерживались этой позиции, а все остальные стороны пришли к ней потом. Но в действительности все обстоит совсем не так. Когда мы вступаем в переговоры с США или другими партнерами, мы стремимся прийти к соглашению, и в ходе его достижения каждой из сторон приходится идти друг другу навстречу. Поэтому мы готовы и дальше продолжать совместную работу в рамках переговорного процесса с Ираном в формате 5+1, хотя и не скрываем, что считаем некоторые действия со стороны наших партнеров по «шестерке» контрпродуктивными. В дополнение к санкциям СБ ОНН, они ввели против Ирана ряд односторонних санкций, которые, с нашей точки зрения, совершенно лишние: раз уж мы договорились о сотрудничестве и работе на основе резолюций СБ ООН, добавлять что-либо сверх этого – просто неправильно. Зачем дополнительно создавать стране гуманитарные проблемы и негативный фон на переговорах?
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Если США и Израиль, вместе или по отдельности, примут решение нанести удар по Ирану, можно ли будет их как-то остановить?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Надеюсь, их остановит здравый смысл, потому что хуже решения придумать невозможно. Во-первых, по-прежнему существуют возможности для диалога. Ни один из членов «шестерки», в том числе США, не считает, что иранцы уже приняли политическое решение о разработке ядерного оружия. Вашингтон признает, что, согласно имеющимся у них данным, такого решения пока принято не было. Ну а раз решение не принималось, что подтверждают даже американцы, то по-прежнему сохраняется возможность для переговоров и использования других дипломатических методов. Военный удар по Ирану перечеркнет всякую возможность ведения переговоров с Ираном, так что мы потеряем шанс политического урегулирования вопроса.
Я согласен с экспертами, которые считают, что нападение на Тегеран только сыграет на руку тем, кто в Иране выступает за создание ядерной бомбы. Это будет безрассудным и очень опасным шагом. Кроме всего прочего, конфликт с Ираном будет иметь негативные последствия для региона в целом. Он усугубит и без того нестабильную ситуацию.
Я говорю о нестабильности, охватившей большой регион, который простирается от Мали и Ливии на северо-западе Африки до Израиля, Палестины, Сирии и Ирана.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Давайте поговорим о ситуации в Мали. Как Вы оцениваете военную операцию Франции?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Экстремисты, как мне кажется, сделали большую ошибку: они переоценили свои силы и решили двинуться на юг, к столице страны городу Бамако. В связи с этим правительство Мали обратилось к Франции с просьбой ввести войска, что французы и сделали. Нам этот шаг был понятен, никаких возражений с нашей стороны он не вызвал, потому что были соблюдены нормы международного права. Террористы представляли явную угрозу безопасности и территориальной целостности страны. По этой причине мы поддержали предпринятые действия в ходе дискуссий в Совете Безопасности. Теперь африканские силы присоединились к французским, и, по сути, все происходящее вписывается в рамки резолюции Совета Безопасности.
Сказать по правде, иногда мы очень активно спорим, но это не тот случай. Мы все понимаем, как опасна ситуация в Мали, каковы могут быть последствия, поэтому происходит открытый обмен мнениями: мы обсуждаем действия, которые необходимо предпринять, и риски, которые при этом нужно учитывать. Мы не можем подвергать ООН опасности.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Господин посол, как Вы думаете, стали ли события в Мали следствием «арабской весны»? Если да, то каким образом?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Также стали последствием «арабской весны» стали драматические события в Ливии. Во время ливийского кризиса в страну в больших количествах поставлялось оружие. Его и так было немало, а стало еще больше. Во время слушаний в Палате представителей, на которые была приглашена Хиллари Клинтон, тогда занимавшая пост госсекретаря США, один конгрессмен заявил, что по имеющейся у них информации, Катар поставил в Ливию двадцать тысяч тонн оружия «с молчаливого согласия США», как он выразился. Двадцатью тысячами тонн можно вооружить целую армию террористов, пусть и небольшую. Так и произошло. Именно это случилось в Мали и, наверняка, не только там. Вполне вероятно – и есть основания так полагать – что к теракту в Алжире, который произошел недалеко от алжиро-ливийской границы, имели отношение террористы из Ливии или было использовано ливийское оружие.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Сейчас США говорят, что не собираются снабжать сирийскую оппозицию оружием. А может ли быть такое, что Америка просто делает это руками своих союзников?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Так и есть. Америка решила не марать свои руки. В какой-то момент американцы поняли, что ситуация развивается по неправильному сценарию – в борьбе участвуют террористические группировки, активизируются радикальные исламисты. И, возможно, Америка раньше других наших западных коллег начала осознавать, что события приобретают чрезвычайно опасный поворот, и изначально предполагавшийся сценарий развития ситуации – Асада свергнут за пару месяцев и восторжествует демократия – оказался абсолютно нереалистичным и далеким от истинного положения вещей в стране. Но Соединенные Штаты – очень сильное государство, имеющее огромное влияние на такие страны, как Катар, например. А ведь именно Катар, по сообщениям, является основным поставщиком оружия и источником поддержки для вооруженной оппозиции. Если бы США проводили последовательную и жесткую политику по данному вопросу, то они могли бы использовать свое влияние на страны, снабжающие оружием сирийскую оппозицию. Поэтому тот факт, что, как они заявляют, сами они этим не занимаются, не избавляет их полностью от ответственности за то, что происходит в Сирии, за действия вооруженной оппозиции.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Вы сказали, что в какой-то момент США изменили свой подход. Мне кажется, это заметили многие. Сейчас администрация Обамы более осторожно высказывается по ситуации в Сирии, чем, скажем, год назад. Они начали говорить о сложности обстановки в этой стране. Заметили ли эту перемену Вы?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Да, об этом я и говорю. Тон явно изменился – мы видим это и по неформальным дискуссиям в Совете Безопасности. Безусловно, чувствуется, что в оценке ситуации они стали гораздо ближе к нашей позиции, с точки зрения понимания сложности происходящих там событий. Именно поэтому так важно продолжать диалог в этом формате.
Есть один момент, который, помимо всех прочих, нас очень настораживает: постоянно муссируется тема сирийского химического оружия. Да, вопрос чрезвычайно серьезный, и мы не раз обсуждали его с правительством Сирии. Власти заверили нас, что даже если в Сирии есть химическое оружие, то пускать в ход его никто не будет – так сформулировали свой ответ представители руководства страны. Но мы считаем, что слишком уж много в этой связи звучит угроз: мол, если что-то случится, то будут приняты самые разные меры. Иногда складывается впечатление, что кто-то просто ищет подходящий предлог для военного вмешательства. Кроме того, такая риторика может спровоцировать оппозицию на какие-то опасные действия: эти группы могут попытаться устроить провокацию, связанную с применением химического оружия.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Какой формат международного вмешательства Россия могла бы поддержать?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Дипломатический. Россия была единственной страной, которая проводила встречи как с правительством, так и с оппозицией, и пыталась подтолкнуть их к прямым переговорам, к формированию того переходного органа, который предполагалось создать в соответствии с Женевским коммюнике. Сейчас же наши партнеры признают: да, Женевское соглашение – действительно единственный разумный документ, своего рода отправная точка, документ, который может реально способствовать политическому диалогу между правительством и оппозицией.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Почему они отказывались признать это раньше?
ВИТАЛИЙ ЧУРКИН: Я думаю, что раньше они четко придерживались цели свержения правящего режима, да и оппозиция не была готова вступить в диалог с правительством. Наши западные партнеры совершили ошибку и подали негативный сигнал, когда признали сформированную недавно в Дохе Национальную коалицию оппозиционных и революционных сил Сирии. Западные государства признали ее, при том что в качестве объединяющей платформы оппозиция объявила отказ от переговоров с правительством и уничтожение государственных институтов.
Несмотря на это, в последнее время наблюдаются изменения, которые потенциально могут произвести серьезный положительный эффект. Изначально мы были скептически настроены по отношению к данной Коалиции. У нее по-прежнему много проблем, ей не хватает единства, у нее есть противоречия с другими оппозиционными группами. Но она существует, и мы должны воспринимать ее появление как факт. Лидер Национальной коалиции, Ахмед Муаз аль-Хатыб, недавно сделал резонансное заявление: он готов начать диалог с правительством. Да, он выставил определенные условия, но, тем не менее, мы считаем чрезвычайно важным тот факт, что это первое подобное заявление высокопоставленного представителя оппозиции.
Задача международного сообщества – поощрять подобные заявления. Нельзя также забывать, что данное заявление прозвучало после выступления Башара Асада, которое, кстати, многие критиковали: говорили, что его предложения поверхностны, что его тон был слишком жестким. Возможно, многие замечания были по делу, но он открыто призвал оппозицию к диалогу. Поэтому сейчас международное сообщество, как нам представляется, должно подталкивать стороны к диалогу, ухватиться за те нити, которые протягивают обе стороны и попытаться связать их вместе.
ГАЯНЕ ЧИЧАКЯН: Спасибо.
